Отрывок из:
Джуд Деверо
РЫЦАРЬ В СИЯЮЩИХ ДОСПЕХАХ

Пролог

Англия, 1564 год

Николас пытался сосредоточиться на письме к матери. Это письмо, вероятно, было самым важным документом, который он когда-либо писал. От него зависело все: его честь, земли, будущее семьи - его жизнь.
В то время как он писал, неожиданно в ушах его зазвучал женский голос, сначала тихий, но постепенно становившийся все громче. Женщина рыдала, но эти рыдания были вызваны не болью или горем, а чем-то иным.
Он вновь попытался сосредоточить внимание на письме, но не смог. Эта женщина нуждалась в чем-то, но он не мог понять, в чем именно. В комфорте? В утешении?
Нет, - подумал он, - она нуждается в надежде: эти слезы и рыдания говорят о безысходности горя, а если сейчас он не закончит письмо и не отдаст его ожидающему гонцу, то собственная его жизнь может оказаться лишенной надежды!
Он написал еще две строчки, но вновь остановился. Рыдания усилились и, казалось, заполнили всю комнату.
- Сударыня, - прошептал он, - дайте мне покой! Я жизнь бы отдал, чтобы помочь вам, но моя жизнь заложена!
Он вновь взял перо и стал писать, зажав свободной рукой ухо и пытаясь заглушить умоляющий голос женщины.

Глава 1

Англия, 1988 год

Дуглесс Монтгомери сидела на заднем сиденье машины, Роберт и его пухлая тринадцатилетняя дочь Глория - на переднем. Как обычно, Глория что-то жевала. Дуглесс изменила положение своих стройных ног, пытаясь усесться поудобнее среди багажа Глории. Он состоял из шести больших одинаковых чемоданов с вещами, и, поскольку они не поместились в багажнике взятой напрокат машины, их взгромоздили на заднее сиденье к Дуглесс.
- Папочка, - захныкала Глория, как больной капризный ребенок, - она царапает эти красивые чемоданы, которые ты мне купил! .
Дуглесс сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она. Никогда ее не называют по имени, просто Она!
Роберт через плечо глянул на Дуглесс, на ее едва различимую за вещами голову с рыжеватыми волосами.
- Право, я полагаю, ты могла бы быть и поаккуратнее!
- Я ничего не царапала, ясно? Я и так с трудом умещаюсь на заднем сиденье. Тут для меня не очень-то много места! Роберт устало вздохнул.
- Дуглесс, а тебе обязательно надо жаловаться по любому поводу? Ты просто не можешь не испортить нам каникулы!
Проглотив обиду, Дуглесс помассировала живот. Он снова болел. Она не осмеливалась попросить Роберта остановиться и добыть что-либо, чтобы запить "либракс", помогающий снять спазм и успокоить боль. Она посмотрела поверх чемоданов и увидела, что Глория самодовольно ухмыляется в зеркало для макияжа, прикрепленное к солнцезащитному козырьку.
Отвернувшись, Дуглесс попыталась сосредоточиться на красотах сельского ландшафта Англии. Перед ними проносились зеленые поля, старые изгороди из камней, коровы и еще коровы, живописные маленькие домики, величественные особняки и... И Глория, - подумала она, - Глория повсюду! Роберт между тем продолжал нудить:
- Она всего лишь ребенок, а папочка ее бросал! Так приласкай ее! Право же, она славный ребенок!
"Славный ребенок!" Да у тринадцатилетней Глории на лице было больше грима, чем у Дуглесс в ее двадцать шесть! Она ведь целые часы проводит в ванной комнате гостиницы, занимаясь макияжем! Эта Глория сидит на переднем сиденье машины! "Она всего лишь ребенок, и это ее первое путешествие в Англию!"
Дуглесс же, как предполагалось, должна была следить за маршрутом по дорожной карте и обращать внимание на указатели. А то, что она с трудом может разглядеть что-либо за башкой Глории, похоже, никого не волнует!
Дуглесс попыталась сосредоточиться взглядом на окрестностях. Роберт говорил, что Дуглесс ревнует его к Глории, что она не желает делить его с кем-нибудь еще, но если бы она просто взяла да и расслабилась, они могли бы быть очень даже счастливы втроем. Вторая семья для девочки, потерявшей так много! Дуглесс пыталась полюбить Глорию. За год, в течение которого она и Роберт жили вместе, она возила Глорию по магазинам и потратила на нее больше денег, чем позволяла ей потратить на саму себя крохотная зарплата учительницы начальной школы.
Многие ночи Дуглесс проводила в квартире Роберта в обществе Глории, а он в это время ездил по вечеринкам с коктейлями и ужинами! "Для вас обеих, девочки, представляется подходящий случай поближе узнать друг друга!"
Иногда Дуглесс думала, что это срабатывает, потому что, пока они были дома одни, между нею и Глорией устанавливались дружеские, можно даже сказать, сердечные отношения. Но в ту самую минуту, когда на пороге появлялся Роберт, Глория превращалась в скулящее, лживое существо! Она садилась на колени к Роберту - и это при ее-то пяти футах двух дюймах роста и ста сорока фунтах веса! - и скулила по поводу того, что она, мол, была такой гадкой! На первых порах Дуглесс опровергала обвинения Глории, утверждая, что любит детей и именно по этой причине и выбрала поприще преподавателя в школе, и, разумеется, она там работает не ради денег!
Но Роберт всегда верил только Глории. Он говорил, что Глория невинное дитя и не способна на предательство, в котором Дуглесс обвиняет несчастную малышку. Он говорил, что просто не в состоянии понять, как это взрослый человек, то есть Дуглесс, может иметь что-то против маленькой девочки!
В ходе этих поучений Роберта Дуглесс буквально разрывалась между чувствами вины и ярости. Она управлялась с целым классом детей, обожавших ее, однако же Глория, похоже, ее ненавидит! Испытывала ли Дуглесс ревность? Не давала ли она повода как-нибудь подсознательно этому ребенку понять, что она не хочет делить Роберта с нею? Всякий раз, когда мысли Дуглесс сворачивали на эту колею, она принималась давать самой себе клятвы в том, что попытается предпринять больше усилий, чтобы побудить Глорию полюбить себя! Кончалось же это обычно тем, что Дуглесс ехала куда-нибудь в магазин и покупала Глории очередной дорогой подарок.
Конечно, Дуглесс знала про себя, что ее нередко охватывал гнев. А разве Роберт не мог бы хоть раз - всего один раз! - принять сторону ее, Дуглесс?!
Разве не мог он сделать что-то и сказать своей Глории, что комфорт Дуглесс важнее, чем эти ее чертовы чемоданы?! Или же сообщить Глории, что у Дуглесс есть имя и что о ней не следует говорить в третьем лице: она или се?! Но до сих пор, похоже, Роберту не приходило в голову, что можно как-нибудь проявить солидарность и с ней, с Дуглесс!'
Однако Дуглесс не отваживалась злить Роберта. Если бы она рассердила его, то, конечно, не получила бы то, чего столь сильно желала: предложения выйти за него замуж!
Замужество было тем, чего Дуглесс хотела больше всего в жизни. Она никогда не предавалась амбициозным мечтаниям, как это делали ее старшие сестры. Ей просто хотелось иметь хороший дом, мужа и детей. Возможно, когда-нибудь она будет писать книги для детей, но ни малейшего желания пробиваться вверх по служебной лестнице она не имеет!
Она потратила восемнадцать месяцев собственной жизни на Роберта, и он ведь был такой идеальной кандидатурой на роль мужа! Высок, красив, хорошо одет и к тому же - превосходный хирург-ортопед! Роберт был аккуратен, всегда вешал на плечики свою одежду, не волочился за женщинами, вовремя возвращался домой. На него можно было положиться, от него можно было зависеть, он внушал доверие - и он так сильно нуждался в ней!
В детстве Роберт был не слишком-то любимым сыном, он говорил Дуглесс, что ее нежное благородное сердце - именно то, что он искал всю свою жизнь.
Его первая жена, с которой он развелся четыре года тому назад, была холодной как рыба женщиной, неспособной любить. Он говорил, что хочет "постоянных отношений" с Дуглесс - и она поняла, что это должно означать "брак", - но вначале он хотел узнать, как именно они могли бы быть "связаны" друг с другом. В конце концов, в тот первый раз женитьба только нанесла ему сильный ущерб! Другими словами, он хотел, чтобы они стали жить вместе.
Вот так Дуглесс и переехала в его большой роскошный дом и сделала все, что было в ее силах, чтобы доказать Роберту, что она столь же нежна и добра, сколь холодны были его мать и первая жена.
Если не считать того, что приходилось иметь дело с Глорией, жизнь с Робертом была замечательной. Он был энергичным мужчиной, они ездили на танцы, гуляли, катались на велосипедах, много развлекались и часто бывали на вечеринках.
Роберт настолько превосходил по своим данным всех прочих мужчин, с которыми до него встречалась Дуглесс, что она прощала ему некоторые маленькие странности, чаще всего касающиеся денег. Когда они отправлялись к бакалейщику, он не изменно "забывал" свою чековую книжку. У окошка театральной кассы или при предъявлении им счета в ресторане вдруг обнаруживал, что позабыл бумажник дома. Если же Дуглесс начинала возмущаться, он обычно заводил разговор об эпохе эмансипации женщин и о том, что женщины теперь воюют за то, чтобы самим оплачивать свои расходы. После этого он обычно нежно целовал ее и вез куда-нибудь в дорогой ресторан ужинать - и в этом случае сам платил.
Дуглесс знала, что она в состоянии выдержать столь незначительные недостатки Роберта, как, скажем, скаредность, но вот Глория нередко доводила ее просто до исступления!
По словам Роберта, это толстое, дурно воспитанное, лживое и отвратительное существо было просто земным совершенством, а поскольку Дуглесс оказалась неспособной воспринять ее в качестве таковой, Роберт начал смотреть на Дуглесс как на врага! И теперь Роберт с Глорией неизменно играли в одной команде, а она, Дуглесс, в другой!
Вот и сейчас сидевшая на переднем сиденье Глория предложила отцу конфетку из коробки, что стояла у нее на коленях. Похоже, никому из них и в голову не пришло вспомнить о Дуглесс!
Уставившись в окно, Дуглесс стиснула зубы. Возможно, : именно эти размышления о Глории и о деньгах будят в ней столь сильный гнев! А может, то, что она сердилась из-за денег, для Глории тоже было очевидным?!
Когда Дуглесс начала встречаться с Робертом, они часами рассказывали друг другу о своих мечтах и обсуждали возможности своей поездки в Англию. Будучи еще ребенком, она довольно часто путешествовала с родителями по Англии, но вот уже многие годы не ездила туда. Когда она и Роберт в Прошлом сентябре съехались, Роберт сказал ей:
- Слушай, давай через год, считая с сегодняшнего дня, махнем в Англию! К тому времени мы уже будем знать... - Он Не раскрыл, что именно они будут "знать", но Дуглесс поняла: знать, совместимы ли они для вступления в брак!
Почти весь год Дуглесс серьезно готовилась к поездке. Бронировала номера в фешенебельных маленьких гостиницах, расположенных в наиболее престижных местах. Роберт как-то сказал, подмигивая ей:
- На эту поездку не жалей никаких денег! - И она заказывала брошюры, покупала туристические справочники, изучала их вновь и вновь, пока не выучила наизусть названия половины английских деревень! Роберт хотел, чтобы поездка была образовательной. Поэтому она составила целый перечень интересных в историческом отношении мест, которые стоило бы посмотреть и которые были расположены недалеко от гостиниц. И сделать это было несложно, ибо для любителей истории Великобритания - настоящий Диснейленд!
За три месяца до отлета Роберт вдруг сообщил, что к началу путешествия он приготовил для нее сюрприз, очень, очень нестандартный сюрприз, призванный ее обрадовать. Дуглесс стала еще усерднее готовиться к предстоящей поездке. Она надеялась, что приближается час, когда ей будет сделано предложение. За три недели до вылета, приводя в порядок хозяйственные счета Роберта, она обнаружила среди них некий погашенный чек на пять тысяч долларов из ювелирного магазина!
- Обручальное колечко! - прошептала тогда она, и глаза ее наполнились слезами. Высокая цена колечка служила доказательством того, что Роберт по-детски скуп лишь в отношении пустяков, но в случаях, когда речь должна идти о чем-то значительном, его щедрость просто не знает границ!
Оставшиеся недели Дуглесс прямо-таки порхала в облаках. Она готовила Роберту особо вкусные блюда, проявляла бурную страсть в спальне, реализуя любые ублажающие его фантазии. Ее больше не огорчали его горькие сетования на недостаточно хорошо отглаженные рубашки - после того, как они поженятся, она, конечно же, станет отдавать их в прачечную!
Однако за два дня до вылета Роберт слегка уколол ее воздушный шарик - не настолько, разумеется, чтобы он лопнул, но все же в значительной мере воздух из него выпустил! Он попросил показать ему денежные документы, связанные с поездкой, авиационные билеты, квитанции на бронирование номеров и вообще все, что у нее есть. Подсчитав общую сумму расходов, он продемонстрировал ей показания калькулятора:
- Вот, тут и твоя половина расходов!
- Моя? - глупо переспросила она.
- Я знаю, насколько это важно для вас, современных женщин, платить за себя! Я не хотел бы, чтобы меня посчитали этакой свиньей, исповедующей идеи мужского шовинизма! - проговорил он улыбаясь.
- Нет-нет, конечно же! - пробормотала Дуглесс. - Но только у меня совсем нет денег!
- В самом деле, Дуглесс?! Стало быть, ты тратишь все, что зарабатываешь, да? Но ты должна укладываться в свой бюджет! - Голос его смягчился: - Но у семейства-то твоего денежки водятся, а?!
У Дуглесс тотчас разболелся желудок. За шесть месяцев до этого дня врач уже предупреждал ее, что она делает все, чтобы заработать язву, и прописал ей для снятия боли и спазмов "либракс". Она ведь уже сотни раз втолковывала Роберту, как обстоит дело с ее семейством! Да, у родных ее деньги есть, и много, но отец считает, что взрослые дочери должны сами себя обеспечивать! Ей, Дуглесс, предстоит жить на собственные средства до тридцати пяти лет, лишь после этого она получит право распоряжаться своим наследством. Если бы произошло что-то экстраординарное, ее отец - она знает это, конечно! - помог бы ей. Но развлекательную поездку в Англию едва ли можно было бы счесть чем-то экстраординарным!
- Но послушай, Дуглесс, - заметил Роберт ехидно, - я много раз слышал о том, каким эталоном любви и взаимной поддержки является твоя семейка! Так неужели же они не захотят тебе помочь? - Не успела она ответить, как он изменил тональность разговора и, прижимая ее руку к губам, произнес: - Ну ладно, детка, попытайся все же раздобыть деньжат - мне ведь так хочется, чтобы ты поехала! И я для тебя приготовил очень-очень необычный сюрприз!
Конечно, Дуглесс так и не решилась попросить денег у отца: для него это было бы равносильно признанию собственного поражения в жизни! Она позвонила кузену в Колорадо и попросила дать ей взаймы. Деньги были обещаны с легкостью - и никаких процентов, пришлось только выслушать от кузена не вполне приятные поучения:
- Он - хирург, а ты - мало зарабатывающая учительница, вы прожили вместе уже год, и, несмотря на это, он хочет, чтобы ты оплатила свою половину расходов за дорогой тур?! - Она хотела было дать объяснения в связи со своими надеждами на предложение руки и сердца, но это звучало бы так по-викториански глупо!
- Просто кончились все деньги, и ничего более, понятно, да? - сердито буркнула она в трубку.
В течение нескольких дней, остававшихся до отъезда, Дуглесс все старалась убедить себя, что будет только справедливо, если она сама за себя заплатит. Роберт прав: сейчас время свободных женщин! И отец не станет бросать ей в подол миллионы, прежде чем она не научиться как следует с ними обращаться! Он учил ее, что нужно уметь самой заботиться о себе, а теперь точно так же поступает и Роберт! И Дуглесс сказала себе, что была абсолютной идиоткой, с самого начала не поняв, что придется самой платить за себя!
Так что Дуглесс почти полностью сумела восстановить в себе присущее ей здоровое чувство юмора, и к тому времени, . когда заканчивала укладывать три кожаные сумки Роберта и свой единственный потрепанный чемодан, уже с нетерпением ждала дня вылета. Свою дорожную сумку на колесиках она наполнила всеми необходимыми принадлежностями туалета и туристическими справочниками.
В такси на пути к аэропорту Роберт был особо нежен с нею. Он губами щекотал ей шею, пока она не оттолкнула его в смущении, заметив, что водитель такси наблюдает за ними в зеркало.
- Ну как, ты догадалась уже, в чем состоит мой сюрприз? - спросил Роберт.
- Ты выиграл в лотерею?
- Нет, получше, чем это!
- Купил замок, и мы станем всегда жить в нем как лорд и леди?!
- Много, много лучше! - ответил он. - А ты хоть сколько-нибудь представляешь себе, во что обходится содержание одного из таких вот местечек?! Пари готов держать: ты ни за что не сумеешь угадать, что за потрясающий сюрприз у меня!
Дуглесс оглядела его любящим взором. Она хорошо представляла себе только то, как будет выглядеть ее подвенечное платье! Интересно, а у детей будут голубые глаза, как у Роберта, или зеленые, как у нее? Будут ли у них его каштановые или ее темно-рыжие волосы?
- Нет, я и впрямь не могу отгадать, что это за сюрприз такой! - солгала она.
Откинувшись на сиденье, Роберт довольно улыбнулся.
- Скоро узнаешь! - сказал он с таинственным видом.
В аэропорту Дуглесс занялась проверкой и отправкой багажа, а Роберт почему-то все время беспокойно оглядывал зал ожидания аэропорта. В момент, когда Дуглесс давала чаевые носильщику, Роберт поднял руку, чтобы помахать кому-то. Дуглесс была слишком занята, чтобы обратить на это внимание.
Однако услышав вопль: "Папочка!" - она подняла глаза и увидела Глорию, несшуюся к ним через проход. За нею еле поспевал носильщик с ручной тележкой, на которой лежали шесть новеньких чемоданов!
Какое совпадение, - подумала Дуглесс, - что они встречаются в аэропорту с Глорией!
Она увидела, как Глория виснет у отца на шее. Через несколько секунд они оторвались друг от друга, но рука Роберта продолжала обнимать пухлые плечи драгоценной доченьки. Глория была одета в жакет с бахромой и ковбойские туфли. Выглядела она будто прожигательница жизни шестидесятых годов, только располневшая.
- Привет, Глория, - сказала Дуглесс. - Ты что, собралась куда-то?
Глория и ее папаша при этом чуть со смеху не окочурились!
- Так значит, ты еще не сказал ей? - взвизгнула Глория. Роберт наконец-то пришел в себя.
- Вот это и есть мой сюрприз! - воскликнул он, подталкивая вперед Глорию, как если б та была каким-то уродливым призом на состязаниях, только что добытым Дуглесс. - Ну, каково? Разве не удивительный это сюрприз?!
Дуглесс все еще не понимала - или, может, была слишком напугана грозящей перспективой, чтобы понять!
Обнимая Дуглесс за плечи, Роберт сказал тогда:
- Ну вот, обе мои девочки летят со мной!
- Обе? - шепотом переспросила Дуглесс.
- Ну да! Глория и есть тот самый сюрприз! Она летит с нами в Англию!
Дуглесс захотелось завизжать, завопить, тут же отказаться ехать, но ничего этого она не сделала.
- Но ведь все номера в гостиницах заказаны на двоих? - только и сумела наконец вымолвить она.
- Ну, так мы попросим, чтобы нам поставили еще раскладушечку! Как-нибудь выкрутимся! Зато в поездке с нами будет наша любовь, разве этого не достаточно?! - произнес Роберт и, снимая руку с плеча Дуглесс, добавил: - А теперь - за дело! Ты бы не возражала помочь Глории с регистрацией, а я пока еще разок погляжу, что тут у них в киоске, ладно?
Дуглесс только и смогла кивнуть. Она покорно побрела к регистрационному столику. Ей пришлось дополнительно уплатить двести восемьдесят долларов за четыре лишних места Глории и дать еще чаевые носильщику!
В самолете Роберт усадил Глорию между ними, так что Дуглесс в конечном счете оказалась чуть ли не висящей па поручне! Во время полета Роберт с улыбкой подал ей билет Глории.
- Приплюсуй-ка его стоимость к сумме наших общих расходов, ладно?! Мне ведь потом потребуется сосчитать все потраченные денежки до последнего пенса - или, может, нужно говорить: до последнего шиллинга?! Мой бухгалтер полагает, что я смогу не вычитать из зарплаты расходы на эту поездку.
- Но ведь поездка-то развлекательная, а не деловая! - возразила было Дуглесс.
Нахмурившись, Роберт ответил:
- Надеюсь, ты не намерена уже сейчас начинать свою воркотню, а? Просто веди свои записи, а по возвращении домой мы с тобой поделим расходы пополам.
Дуглесс поглядела на билет Глории.
- Должно быть, ты хотел сказать - на троих, не так ли? Одна треть моя, а две трети - твоя и Глории!
Посмотрев на нее с выражением ужаса, Роберт оберегающе обнял Глорию, как если б Дуглесс вздумала ударить ребенка.
- Я хотел сказать: именно пополам! Присутствие с нами Глории должно доставлять радость и тебе тоже! И потраченные на нее деньги - ничто в сравнении с тем удовольствием, которое ты получишь от ее общества!
Дуглесс отвернулась. На протяжении всего долгого-долгого полета она читала, в то время как Глория и Роберт играли в карты и не обращали на нее ни малейшего внимания! Дважды Дуглесс пришлось принимать "либракс", чтобы ее желудок не съел сам себя.

* * *

И вот теперь Дуглесс сидит в машине и массирует ноющий живот! Все четыре дня, что они находились в Англии, она всячески старалась расслабиться. Она сделала над собой усилие и не стала жаловаться при первом же ночлеге в дивной гостинице, когда Глория принялась стенать из-за дополнительной кровати на колесиках, которую служащие гостиницы вкатили к ним в комнату после того, как владелец отеля прочел Дуглесс целую лекцию о том, что они, мол, не рассчитывали на Глорию. А Роберт не нашел ничего лучшего, как предложить Глории лечь вместе с ними на большую кровать. Кончилось это, разумеется, тем, что именно Дуглесс пришлось спать на дополнительной кровати! Не стала Дуглесс возражать и тогда, когда Глория распорядилась принести им три входных билета в дорогой ресторан, где она могла бы "все попробовать"!
- Ну, кончай же скупердяйничать! Я ведь всегда считал тебя человеком щедрым! - произнес тогда Роберт и вручил Дуглесс счет на чудовищную сумму, половину из которой предстояло оплачивать ей самой!
Дуглесс исхитрялась держать рот на замочке потому, что знала: где-то в чемоданах у Роберта спрятано обручальное колечко стоимостью в пять тысяч долларов! И одна лишь мысль об этом заставляла ее верить в то, что он любит ее! И все, что он делает для Глории, тоже, разумеется, предпринимается исключительно из чувства любви!
Но после вчерашнего ее ощущения начали сильно меняться! Вчера вечером, после ужина стоимостью еще в полторы сотни долларов, Роберт преподнес Глории нечто в продолговатой коробочке, обтянутой голубым бархатом. Наблюдая за тем, как Глория открывает коробочку, Дуглесс почувствовала, как сердце ее замирает.
Глаза у Глории так и загорелись, стоило ей заглянуть внутрь коробочки.
- Но, папочка, ведь сегодня вовсе не мой день рождения! - прошептала она.
- Это мне известно, Булочка! - ласково отозвался Роберт. Но это - просто способ лишний раз напомнить, как я люблю тебя!
Глория извлекла из коробки браслет, унизанный бриллиантами и рубинами в виде капелек.
У Дуглесс перехватило дыхание: теперь наконец она поняла, что ее обручальное колечко на деле обернулось браслетом на пухлом запястье Глории!
С торжествующим видом Глория подняла вверх руку с браслетиком.
- Ну, как?! Видите?!
- Да, вижу, - холодно откликнулась Дуглесс. Потом, уже в коридоре перед дверью в их номер, Роберт яростно излил на нее свой гнев:
- Не очень-то много восторгов ты выказала по поводу этого браслетика! А Глория ведь все старалась показать его тебе! Она попыталась было проявить инициативу и установить с тобою дружеские отношения, но ты ее грубо оборвала! Ты глубоко ранила ее!
- Так, стало быть, именно за это ты и выложил пять тысяч долларов, да? За бриллиантовый браслетик для девчонки?!
- К твоему сведению, Глория - юная женщина, и очень красивая юная женщина, и она заслуживает того, чтобы иметь красивые вещи! И, кроме всего прочего, ведь это - мои деньги! Мы же пока с тобой не женаты, и ты не имеешь никаких прав на мои средства!
Взяв его руки в свои, Дуглесс спросила:
- А вообще-то мы поженимся или нет? Хоть когда-нибудь это произойдет?
Отстраняясь от нее, он ответил:
- Нет, этого не случится до тех пор, пока ты не научишься проявлять к нам хоть немного любви и щедрости. Я-то считал тебя совсем иной, но теперь вижу, что ты столь же бессердечна, как и моя мать! Мне нужно пойти и утешить свою дочурку: она, бедняжка, должно быть, уже все глазки выплакала после того, как ты обошлась с нею таким образом! - И, пылая гневом, он прошел в номер.
Дуглесс, оставшись на месте, прислонилась к стене.
- Ну, разумеется, изумрудные сережки тотчас бы высушили ее слезы! - прошипела она.

* * *

Так что теперь Дуглесс сидела в машине, придавленная чемоданами Глории, и понимала, что никто и не собирается делать ей предложение или же дарить обручальное колечко! А вместо этого ей предстоит тут целый долгий месяц совместной поездки в роли секретарши-служанки для Роберта Уитли и его несносной доченьки! В данный момент она еще толком не знала, что именно собирается предпринять, но сама мысль о том, что можно первым же подходящим рейсом улететь домой, грела ей душу!
Но лишь подумав об этом, она бросила взгляд на затылок Роберта, и сердце ее дрогнуло. Если она бросит его, не почувствует ли он себя преданным ею - вновь преданным, как некогда матерью и своей первой женой?!
- Слушай, Дуглесс, - резко нарушил ход ее мыслей голос Роберта, - где там эта церквуха? Я-то считаю, что ты сверяешь наш путь с дорожными картами, - не могу же я одновременно и машину вести, и разбираться в деталях маршрута!
Вертя в руках карту, Дуглесс, выглядывая из-за большой головы Глории, сделала попытку разобраться в дорожных указателях.
- Сюда! - воскликнула она. - Сворачивай направо! Повернув, Роберт покатил по типично английской узкой дорожке, по обеим сторонам которой были насажены кусты, почти преграждавшие путь своими ветками, в сторону показавшейся впереди деревушки Эшбертон - вид у деревушки был такой, будто тут целые столетия ничего не менялось.
- Так, тут есть церковь тринадцатого века, и в ней - могила некоего графа эпохи королевы Елизаветы, - сообщила Дуглесс, сверяясь со своими записями, - Это - лорд Николас Стэффорд, и умер он в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом году.
- Стало быть, придется нам пучиться еще па одну церквуху, да? - жалобно простонала Глория. - Меня уже мутит от всех этих церквей! Она что, ничего получше не сумела сыскать, на что можно было бы полюбоваться?!
- Мне было сказано, что я должна отмечать на карте исторические достопримечательности! - сердито заметила в ответ Дуглесс.
Остановив машину перед самой церковью, Роберт обернулся и поглядел на Дуглесс.
- Слова Глории кажутся мне, вполне разумными, и я не вижу причин для твоей злости! Ты заставляешь меня сожалеть, что я привез тебя сюда! - проговорил он.
- Что?! Ты привез меня? - переспросила Дуглесс, но он уже отвернулся от нее и обнял за плечи Глорию. - Я же сама за себя плачу! - прошептала она в пустоту.
Дуглесс не пошла в церковь вместе с Робертом и Глорией, но вместо этого стала бродить по прицерковному кладбищу с бугорками могил и рассеянно разглядывать старинные надгробия. Да, она срочно должна принять серьезное решение! Необходимо все хорошенько обдумать! Следует ли ей остаться и чувствовать себя несчастной или лучше уехать? Если она уедет, то уж конечно Роберт никогда ей этого не простит, и, стало быть, все то время и все усилия, что были потрачены на покорение Роберта, окажутся напрасными!
- Приветик!
Дуглесс буквально подпрыгнула от неожиданности - у нее за спиной стояла Глория, и ее бриллиантовый браслетик посверкивал на солнце.
- Что тебе нужно? - подозрительно осведомилась Дуглесс.
- Вы меня ненавидите, да? - спросила Глория, оттопыривая нижнюю губу.
- Вовсе я тебя не ненавижу! - со вздохом ответила Дуглесс. - А что же ты не в церкви и не любуешься интерьером?
- Мне все это наскучило. А блузка на вас прехорошенькая! И выглядит дорогой! Это ваша богатая семейка приобрела ее для вас, да?
Дуглесс только бросила взгляд на нахальную девчонку и, повернувшись на каблуках, заспешила прочь.
- Подождите-ка! - крикнула Глория и вдруг захныкала: - Ой! Ой!
Обернувшись, Дуглесс увидела, что Глория всем своим пухлым телом неожиданно грохнулась на чью-то ставшую уже совсем плоской могилу. Вздохнув, Дуглесс поспешила помочь Глории встать, и, к ее удивлению, та вдруг разрыдалась. Дуглесс не могла заставить себя обнять Глорию, но все же побудила себя погладить ее по руке. На руке Глории была ссадина, в том месте, которым она ударилась.
- Не может быть, чтобы тебе было так уж больно! - сказала Дуглесс. - Давай, надень-ка свой браслетик на другую руку, и, я уверена, боль сразу пройдет!
- Да нет, дело вовсе не в этом! - откликнулась Глория. - Причина всего ведь в том, что вы меня ненавидите! И папочка сказал, что вы думали, будто он купил для вас обручальное кольцо, а не браслетик для меня!
Отпуская ее руку, Дуглесс так и застыла:
- А что же его побудило думать так? - спросила она. Глядя на нее искоса, Глория произнесла:
- Ну, он-то все-все знает! И он знает, что тот его "сюрприз" вы посчитали предстоящим предложением руки и сердца и подумали, что оплаченный счет ювелира и был за обручальное колечко! Мы с папочкой так хохотали над этим!
Дуглесс выпрямилась, вся подобралась так, что каждая мышца в ее теле начала дрожать.
Злобно ухмыляясь, Глория добавила:
- Папочка говорит, что вы - настоящая зануда, виснете у него на шее и без конца пялитесь на него своими коровьими глазами! И еще он говорит, что, если б вы не были столь хороши в постели, он давно избавился бы от вас!
При этих ее словах Дуглесс не удержалась и влепила пощечину по толстой, самодовольной физиономии!
Роберт, конечно же, появился как раз "вовремя": он выходил из церкви и видел, как она влепила Глории! Взвизгнув, Глория кинулась в объятия к отцу.
- Она меня ударила, и не раз! - вопила Глория. - И еще руку мне оцарапала!
- О Господи, Дуглесс! - в ужасе вскричал Роберт. - Я просто не в состоянии поверить в то, что ты на такое способна! Бить ребенка и...
- Ребенка?! Хватит с меня этого "ребенка"! Мне осточертело уже то, что ты носишься с ней, будто с младенцем! И мне осточертело, как вы оба относитесь ко мне!
- Мы?! Да мы все время в поездке были добры и внимательны к тебе, а вот ты вела себя ревниво и недоброжелательно! - воскликнул Роберт, пристально глядя на Дуглесс. Мы с ней прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы сделать твое путешествие приятным!
- Да ты ни малейшей попытки не предпринял, чтобы сделать что-то приятное мне! - воскликнула Дуглесс, и на глаза не навернулись слезы. - Все делалось только для Глории! И вы оба потешались надо мною у меня за спиной!
- Ну вот, теперь ты еще и фантазируешь! Ладно, раз уж ты столь несчастлива с нами, может, тебе и впрямь стоит обойтись без нас! - заявил Роберт и, повернувшись к ней спиной, Направился к машине вместе с прижавшейся к нему Глорией. - Да, я хочу вернуться домой! - проговорила Дуглесс, наклоняясь в поисках оброненной сумочки. Но ее не было! Дуглесс поискала за ближайшими к ней надгробиями, но сумочки и там не было! Услыхав шум автомобильного мотора, она в тревоге подняла голову.
Роберт собирается уехать, бросить ее тут!
Она помчалась к церковным воротам и добежала до них в тот самый момент, когда машина уже выехала на дорожку. К ужасу Дуглесс, Глория только помахала ей из окошка рукой, с которой свисала ее сумочка, но машина не остановилась!
Дуглесс еще немного пробежала за ней, но автомобиль очень быстро скрылся из виду. Растерянная и совершенно потрясенная, она пошла обратно к церкви. Стало быть, она - одна в чужой стране, совсем без денег, без кредитной карточки и даже без паспорта! Но хуже всего, что мужчина, которого она так любила, только что подло бросил ее!
Тяжелые створки дубовой церковной двери были отворены, и Дуглесс прошла внутрь. Здесь было прохладно, и только тусклый свет да высокие каменные своды внушали спокойствие и чувство благоговения.
Ей нужно было спокойно все обдумать и решить, что же делать дальше. Вероятно, придется-таки позвонить отцу и попросить прислать ей денег. И, наверное, придется сказать ему, что младшая из его дочерей потерпела очередное крушение и оказалась неспособной даже на то, чтобы поехать в отпуск и при этом не вляпаться в неприятности!
Она представила себе, как Элизабет, ее старшая сестра, скажет: "Ну, так что же наша легкомысленная малышка Дуглесс отмочила на сей раз, а?" - и глаза Дуглесс застлали слезы. Ведь роман с Робертом был для нее попыткой побудить родственников гордиться ею! Роберт не был похож на других мужчин - этаких котов! - в которых Дуглесс втюривалась прежде! Он был таким респектабельным, таким соответствующим, очень даже соответствующим ей, но она умудрилась потерять его! Наверное, надо было быть терпеливее с Глорией...
Дуглесс поглядела в дальний конец церкви, и слезы затуманили ей глаза. Сквозь старинные окошки высоко над ее головой струился солнечный свет, и яркие, чистые лучи освещали белое мраморное надгробие под сводами, слева от нее. Дуглесс подошла к нему поближе. На плите надгробия мраморная статуя изображала мужчину в полный рост. Верхняя часть его туловища была закрыта рыцарскими доспехами, и это как-то не слишком сочеталось с необычного вида короткими штанами на нем. Одна нога скульптурного мужа покоилась на другой - они перекрещивались в области лодыжек, - а рыцарский шлем находился у него под головой. "Николае Стэффорд, граф Торнвикский", - вслух прочитала надпись на надгробии Дуглесс.
Она уже почти поздравила себя с тем, что держится молодцом при столь кошмарных обстоятельствах, но внезапно ей показалось, что стены обрушиваются на нее, и ноги ее подогнулись в коленках. Рухнув на пол, Дуглесс простерла руки к надгробию и прижалась лбом к его прохладному мрамору.
Слезы обиды душили ее, рыдания поднимались откуда-то из самых глубин груди. Она ощущала себя такой неудачницей, абсолютной, полной неудачницей! Похоже, вся ее жизнь состоит из одних неудач! Ее отцу сотни раз приходилось вытаскивать ее из различных передряг! То был некий "мальчик", в которого она влюбилась, когда ей было всего шестнадцать лет. Потом выяснилось, что "мальчику" стукнуло двадцать пять годков и он уже неоднократно побывал в тюрьме! Но их отношения прервались лишь тогда, когда его арестовали за кражу в особо крупных размерах! А потом был священник, в которого она втюрилась в двадцатилетнем возрасте. Как оказалось позднее, тот тратил церковные деньги на азартные игры в Лас-Вегасе! Потом еще... Список этот представлялся бесконечным! Роберт казался ей таким непохожим на прочих, таким простым и респектабельным одновременно! Но она не сумела удержать его при себе!
- Что же во мне такого порочного. Господи?! - зарыдала она.
Сквозь пелену слез она едва различала лицо мужчины на надгробии. Вот в средние века браки устраивались родителями! И она, после того, как в двадцать два года повстречалась со своей последней любовью - биржевым маклером, которого впоследствии арестовали за финансовые махинации, - тоже кинулась к отцу, забралась на колени к нему и стала умолять найти для нее мужа!
Но Адам Монтгомери только расхохотался в ответ.
- Твоя проблема, детка, - заявил он, - состоит в том, что ты влюбляешься в таких мужчин, которым ты слишком уж нужна. А тебе следовало бы найти такого кавалера, который не очень-то станет нуждаться в тебе, а попросту захочет тебя!
- Ну, уж конечно, - фыркнула в ответ Дуглесс, - не иначе, как какой-нибудь Рыцарь в Сверкающих Доспехах спрыгнет со своего белого коня и так сильно меня пожелает, что увезет в свой замок, и мы с ним будем там счастливо жить-поживать!
- Да, что-то в этом роде! Любовь, Дуглесс, разумеется, штука хорошая, но, если вдруг окажется, что он носит черную кожаную куртку и гоняет на мотоцикле или же что ему кто-то таинственно названивает по ночам, тотчас рви с таким, ладно?!
И вспомнив, сколько раз ей приходилось обращаться к родне с просьбами о помощи, Дуглесс принялась плакать с еще большим отчаянием. Теперь ей снова предстоит просить их помочь и снова каяться в том, какой же все-таки дурой она была, когда доверялась совершенно недостойным мужчинам!
- Помоги же мне! - шепнула она, кладя руку на мраморную десницу скульптуры. - Ну, помоги же мне отыскать моего Рыцаря в Сверкающих Доспехах! Помоги найти мужчину, который возжелал бы меня!
И, присев на корточки, она закрыла лицо ладонями и еще пуще заплакала.
Через некоторое время она вдруг почувствовала, что с нею рядом кто-то находится. Она подняла голову, но отразившийся от какой-то металлической поверхности солнечный луч так ослепил ее, что она с глухим стуком упала на каменный пол. Подняв руку, она прикрыла глаза от солнца.
Перед нею стоял какой-то мужчина. И похоже... похоже было, что на нем надеты доспехи!
Он стоял совершенно неподвижно и смотрел сверху вниз на Дуглесс. Разинув в удивлении рот, она тоже уставилась на него. Это был красивый с виду мужчина, одетый в явно театральный, но выглядевший абсолютно правдоподобно странный наряд - она никогда такого и не видывала прежде! Вокруг шеи у него был небольшой гофрированный воротничок, а ниже до талии - доспехи, но какие! Они были сделаны как будто из серебра, а по серебряному полю шли бесчисленные ряды вытравленных цветочков, у которых углубления были заполнены каким-то металлом, по цвету напоминающим золото. Штаны почти до колен плотно облегали тело. На большие мускулистые ноги его были натянуты чулки, похоже, сотканные из шелка. Над левым коленом красовалась подвязка, а обут он был в какие-то странные мягкие туфли с небольшими прорезями.
- Ну, так что, ведьма? - проговорил он глубоким баритоном. - Предположим, ты своим чародейством призвала меня сюда, чего же ты от меня хочешь?
- Ведьма? - шмыгая носом, переспросила она. Из своих как бы надутых штанов он извлек носовой платок и подал ей. Дуглесс с шумом высморкалась.
- Вас наняли мои враги, да? Они что, замышляют против меня новые заговоры? Разве им недостаточно моей головы? Встаньте же, сударыня, встаньте и объяснитесь!
Выражается он изысканно, но крыша у него явно поехала! - подумала Дуглесс.
- Послушайте, - воскликнула она, - я совершенно не понимаю, о чем это вы? - И, вставая с пола, добавила: - А теперь, если позволите, то...
Больше она сказать ничего не успела, потому что он обнажил шпагу длиною, наверное, в целый ярд и, направив ее острый конец на горло Дуглесс, вскричал:
- Измени свое заклятие, ведьма! Я еще успею вернуться!
Для Дуглесс это было уж слишком! Сперва Роберт и его лгунья дочь, а теперь вот этот, Гамлет чокнутый! И, вновь залившись слезами, она буквально осела вдоль холодной каменной стены прямо на пол.
- Проклятие! - пробормотал мужчина, и в следующее мгновение Дуглесс почувствовала, что ее подхватывают с пола и перетаскивают на церковную скамью.
Ей казалось, что она никогда уже не сможет перестать плакать!
- Сегодня - самый худший день в моей жизни! - с рыданиями проговорила она. Мужчина так и стоял рядом с нею и глядел на нее сердитым взглядом - будто в каком-нибудь фильме с Бетт Дэвис! - Простите, пожалуйста, - наконец сумела выдавить из себя она. - Обычно я не имею привычки плакать так много, но, когда тебя бросает человек, которого ты любила, а потом на тебя набрасываются, угрожая проткнуть не чем-нибудь, а шпагой и никак не иначе, и все это случается в один день, то это конечно же должно привести к полному упадку сил! - Тут она поглядела на носовой платок: он был необыкновенно большим, а по краю, шириною в дюйма полтора, не меньше, шла изысканная ручная вышивка шелком. - Как красиво! - еще всхлипывая, проговорила она.
- Нет у меня времени на все эти пустяки! - завопил незнакомец. - Душа моя словно привязана к колу костра и сгорает - и ваша ведь тоже попадет туда же! Еще раз повторяю вам: снимите свое заклятие!
Дуглесс постепенно начала приходить в себя.
- Я вообще не понимаю, о чем это вы, - ответила она, - Да, я тут плакала в одиночестве в свое удовольствие, и вот являетесь вы, в своем совершенно абсурдном наряде, и начинаете орать на меня! Самое время сейчас вызвать полицию - как бишь там они у вас прозываются, бобби, что ли? Или в сельских местах Англии их называют как-то по-другому?! И разве законом разрешено таскать при себе такую, как у вас, шпагу?!
- Что?! Законом? - переспросил мужчина и, глядя на ее запястье, в свою очередь полюбопытствовал: - А что это у вас на руке, часы, что ли? И что это за одежды такие на вас?
- Ну, разумеется, часы, а одежда на мне специально была подобрана для поездки в Англию. Консервативный стиль, вот! Никаких там джинсов или рубашек с отложным воротничком! Только приличная блузка и приличная юбка - наряд в стиле мисс Марпл из романов Агаты Кристи, понятно, надеюсь?
Хмуро глядя на нее, он сказал:
- Вы говорите как-то очень странно! А какой все-таки тип ведьмы вы представляете?
Выбрасывая вперед руки жестом отчаяния, Дуглесс вскочила со скамьи. Незнакомец был намного выше ее. У него были темные вьющиеся волосы, доходившие до края небольшого воротничка, черные усики и короткая, аккуратно подстриженная под острым углом бородка.
- Никакая я не ведьма! - произнесла она в ответ. - И вообще, никакого отношения не имею к вашей постановке пьесы времен королевы Елизаветы! А в данный момент я намерена убраться отсюда, и, если только вы вздумаете выкидывать какие-нибудь фокусы с этой вашей шпагой, то я завизжу, да так, что стекла из окошек повылетают! Вот ваш носовой платок. Благодарю за то, что вы мне его одолжили, и прошу прощения, что так его перепачкала! До свидания, надеюсь, на вашу постановку пьесы появятся исключительно хвалебные рецензии! - И, отвернувшись от него, она зашагала к выходу из церкви. "Надо радоваться хоть тому, что ничего более страшного со мной здесь уже не может случиться", - пробормотала Дуглесс, проходя через церковный двор.
На углу улицы стояла телефонная будка, ее было видно прямо от церковных дверей. В штате Мэн в Америке только-только наступало утро, и ей ответил голос заспанной Элизабет.
Ой, пусть кто угодно, только бы не она! - подумала Дуглесс. Она предпочла бы беседовать с первым встречным, только не со своей положительной, образцовой старшей сестрой!
- Слушай, Дуглесс, это ты там, что ли? - спросила в трубку Элизабет. - Надеюсь, у тебя все в порядке? Хочется думать, что ты не вляпалась опять в какую-нибудь неприятность, а?
Стиснув зубы, Дуглесс ответила:
- Ну, конечно же нет! А папа дома? Или мама? Пусть бы хоть первый встречный, - вновь подумала она. - Кто угодно, только бы не Элизабет!
- Не-а! - зевнула в трубку сестра. - Они в горы уехали. Тут только я - дом стерегу и работаю над статьей.
- Небось рассчитываешь отхватить Нобелевскую премию за нее, да? - ехидно спросила Дуглесс.
Выдержав положенную паузу, Элизабет в свою очередь поинтересовалась:
- Ну ладно, Дуглесс, что там у тебя стряслось? Тебя что, твой хирург бортанул, что ли?
- Ох, Элизабет, - с легким смешком отозвалась Дуглесс, - ты прямо-таки несусветную чушь несешь! Мы здесь с Робертом и с Глорией расчудесно проводим время! Здесь так много всего, что можно посмотреть и куда сходить! Например, только этим вот утром мы видели средневековую пьесу. Актерская игра - просто вне всяких похвал!
Снова помолчав, Элизабет спросила:
- Ой, Дуглесс, ты же опять выдумываешь! Мне даже по телефону это слышно! Ну, что стряслось? Тебе деньги нужны, что ли?!
Дуглесс ну никак не могла заставить себя ответить ей "да"! Члены ее семейства обожали всякие байки, которые у них именовались "истории про Дуглесс". О том, например, как Дуглесс, прикрытая лишь полотенцем, якобы оказалась вне своего гостиничного номера, а дверь в комнату в этот момент захлопнулась! Или о том, как Дуглесс вроде бы пошла в банк, чтобы получить по чековой книжке деньги, и нарвалась там на банду грабителей, вооруженных игрушечными пистолетиками!
Она так ясно представила себе, как громко станет хохотать Элизабет, рассказывая всем кузенам Монтгомери про то, как их забавная малышка Дуглесс потащилась было в Англию, и как ее там бросили в какой-то церкви без пенса в кармане, и как потом на нее напал какой-то рехнувшийся актер из театра шекспировской эпохи!
- Нет, денег мне не требуется, - произнесла наконец Дуглесс. - Просто я хотела поприветствовать вас всех. Надеюсь, тебе удастся настряпать твою статью?! Ладно, до скорого!
- Дуглесс... - начала было Элизабет, но та уже повесила трубку.
Дуглесс прислонилась спиной к стенке телефонной будки. Слезы опять готовы были политься неудержимо! Да, в ней есть присущая всем Монтгомери гордость, но по существу ей нечем гордиться! У нее три сестры - все старше ее, и все - прямо-таки эталоны жизненного успеха! Элизабет - химик-исследователь, Кэтрин - профессор физики, а Энн - адвокат по уголовным делам. Дуглесс же, похоже, какой-то шут гороховый в семействе Монтгомери, вечный генератор всяких там забавных историй, потешающих родню!
Пока она стояла прислонясь к стенке будки и глаза ее вновь и вновь наполнялись слезами, она увидела, что мужчина в рыцарских доспехах вышел из церковных дверей и зашагал по дорожке к воротам. Без особого интереса он взглянул на древние надгробия и поспешил далее, к выходу из церковного двора.
По проселочной дороге в это время катил, приближаясь к ним, один из типично английских, маленьких автобусов, который, как и положено на узкой улочке, ехал, должно быть, со скоростью, не превышавшей каких-нибудь пятидесяти миль в час.
Дуглесс вся напряглась: каким-то непостижимым инстинктом она почувствовала, что мужчина собирается пересечь улицу прямо перед идущим на него автобусом. Дуглесс опрометью кинулась к нему. В тот момент, когда она начала свой забег, из-за угла церкви показался приходской священник, который, оценив ситуацию, тоже бегом пустился к мужчине в доспехах.
Дуглесс примчалась первой и, бросившись наперерез мужчине, сделала лучшую за всю свою жизнь подсечку, которой выучилась в Колорадо, играя в футбол со своими кузенами, и вместе с незнакомцем рухнула на землю, прикрыв его сверху. Доспехи незнакомца скользнули по гравию обочины так, как если б то была какая-нибудь небольшая гребная лодка, разогнавшаяся на воде, и их обоих отбросило в сторону. Автобус, чуть вильнув, проехал лишь в нескольких дюймах от них.
- С вами все в порядке? - спросил священник, протягивая руку и помогая Дуглесс подняться.
- Я... я надеюсь, что так, - залепетала Дуглесс и, вставая, принялась счищать с себя пыль. - А как вы? В порядке? - спросила она у мужчины, лежавшего на земле.
- А что это была за колесница? - в свою очередь спросил он. - Я не слышал, что она подъезжает. И в нее не были впряжены лошади!
Дуглесс и священник обменялись выразительными взглядами.
- Я, пожалуй, пойду раздобуду стакан воды, - сказал священник.
- Постойте-ка! - воскликнул мужчина. - А какой сейчас год?
- Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, - ответил священник и, когда мужчина, как бы в изнеможении, вновь распростерся на земле, еще раз поглядел на Дуглесс. - Я все-таки пойду и принесу воды, - сообщил он и удалился, оставив их вдвоем.
Дуглесс протянула лежавшему на земле мужчине руку, но тот не принял ее и сам встал на ноги.
- Полагаю, вам надо немножечко посидеть, - сказала она и двинулась к железной скамейке за низенькой каменной оградой. Он пропустил ее вперед и лишь тогда проследовал через калитку за нею, а потом не желал садиться, пока не сядет она, но Дуглесс, подтолкнув его, заставила сесть. Он был бледен и не в себе.
- Ваша жизнь в опасности, надеюсь, это-то вы понимаете? - проговорила она. - Посидите-ка пока тут, а я пойду за врачом, вы явно нездоровы!
Она повернулась, собираясь уйти, но ее остановили слова незнакомца:
- Полагаю, что должен быть мертв, - произнес тот. Она опять воззрилась на него. Если он из этих, из самоубийц, так, пожалуй, оставлять его одного не стоит!
- Ну, хорошо, пойдемте со мной, - ласково сказала она, - Мы найдем кого-нибудь, кто вам поможет! Он, однако, и не подумал вставать со скамьи.
- А что это было за средство передвижения, чуть не сбившее меня с ног? - спросил он.
Она вернулась и села с ним рядом: если он настроен на самоубийство, то вполне вероятно, что сейчас он более всего нуждается в ком-то, с кем можно поговорить
- Откуда вы прибыли? - спросила она. - Речь-то у вас вроде бы английская, но с каким-то странным акцентом.
- Я - англичанин, - ответил он. - Так что же это была за колесница?
- Ну, хорошо! - вздыхая, ответила она: ладно, она немного поиграет с ним в его игру! - Это было то, что англичане называют "туристским автобусом", а в Америке он зовется "микроавтобусом"! Пожалуй, он и впрямь ехал слишком быстро, но это - мое личное мнение! Единственное изобретение двадцатого века, которое англичане действительно приняли, так это - быстрая езда всех повозок с моторами! А про что еще вы не знаете? Про самолеты? Или про поезда? Слушайте, мне, и вправду, надо ехать. Давайте-ка вместе дойдем до дома приходского священника и попросим его вызвать врача! Или, быть может, позвоним вашей матери!
Должен же кто-то в деревушке знать этого безумца, который бегает по улицам в доспехах и притворяется, будто никогда не видал наручных часов или автобуса!
- Что? Моей матери? - переспросил мужчина, и губы его растянулись в подобии улыбки. - Насколько я себе представляю, моя мать в настоящий момент мертва.
- Ой, прощу прощения! Она что, недавно скончалась? Обратив взор к небесам, он ответил:
- Да нет, что-нибудь лет этак четыреста тому назад.
- Ладно, - проговорила Дуглесс, - пойду-ка я позову кого-нибудь!
Но он схватил ее за руку и сказал:
- Знаете, я сидел... сидел в своей комнате за конторкой. И писал письмо матери, но вдруг услышал женский плач. В комнате сделалось темно, голова у меня закружилась, а потом оказалось, что я стою, склонившись над женщиной, то есть - над вами! - И он посмотрел на Дуглесс.
Дуглесс подумала, что, наверное, самым лучшим и самым простым было бы предоставить этого мужчину самому себе, если бы только он не выглядел таким явным шизиком!
- А может, у вас просто в голове все помутилось, и вы не помните, как оделись и прошли к церкви? Отчего бы вам не сообщить мне, где вы живете? Я провожу вас до дома.
- Когда я находился в своей комнате, был год тысяча пятьсот шестьдесят четвертый от рождества Христова! - проговорил он.
Ясное дело - псих! - подумала Дуглесс. - Такой красивый и безумный! Что ж, таков уж мой удел!
- Пойдемте-ка со мной! - мягко сказала она тоном, которым говорят с ребенком, намеревающимся шагнуть в пропасть. - Ну же, пошли! Мы найдем кого-нибудь, кто вам поможет!
Мужчина резко поднялся с величественным видом, словно государь с трона, и глаза его засверкали гневом. Солидные габариты и то, что он так рассердился, не говоря уж о том, что весь он был упрятан в стальные доспехи и имел при себе шпагу, казавшуюся острой как бритва, - все это побудило Дуглесс отпрянуть от него.
- Пока я еще не созрел для того, чтобы отправляться в Бедлам, сударыня! - сердито проговорил он. - Понятия не имею, почему и как случилось, что я оказался здесь, но я отлично знаю, кто я и откуда!
Помимо ее воли где-то в груди у Дуглесс начали рождаться первые спазмы смеха.
- Ну, разумеется, - с иронией сказала она, - вы, конечно же, явились к нам прямо из шестнадцатого века, из времен королевы Елизаветы, не иначе?! Что ж, это будет самая лучшая из историй о Дуглесс! Утром меня бросает любовник, а часом позже является призрак и приставляет к моему горлу шпагу! - Она опять поднялась со скамьи и сказала: - Нет уж, большое вам спасибо, мистер! Вы меня необыкновенно взбодрили! Сейчас позвоню сестре и попрошу ее перевести мне телеграфом десять фунтов - да, ровно десять, ни больше, ни меньше! А потом я сяду в поезд и отправлюсь в гостиницу к Роберту, где заберу свой билет до дома. После сегодняшнего мне, должно быть, все оставшиеся дни жизни покажутся пресными из-за отсутствия событий!
Намереваясь уйти, она отвернулась от него, но он преградил ей путь. Из недр бриджей он извлек кожаный мешочек, заглянул в него и, выудив оттуда несколько монет, сыпанул в ладонь Дуглесс, а затем согнул ей пальцы, чтобы они обхватили монеты.
- Вот, женщина, забирай десять фунтов и убирайся! Стоит уплатить столько и даже больше, чтобы избавиться от твоих речей, исполненных яда! Я стану молить Создателя, чтобы Он освободил тебя от твоей порочности!
У Дуглесс было огромное искушение швырнуть эти деньги ему в физиономию, однако она не сделала этого, чтобы не пришлось звонить вторично сестре.
- Ну да, такая вот я и есть - злонамеренная ведьма Дуглесс! - воскликнула она. - Сама не понимаю, зачем мне поезд, когда тут под рукой расчудесная метла! Деньги я вам вышлю по почте, на адрес священника. Будьте здоровы, и надеюсь, больше мы с вами не увидимся!
Повернувшись на каблучках, она поспешила прочь из церковного двора в ту минуту, когда там вновь появился священник со стаканом воды для незнакомца.
Ну и пусть кто-то другой реагирует на все его фантазии, - подумала она. - У этого} типа наверняка в запасе целый чемодан костюмов! Сегодня, глядишь, он рыцарь елизаветинских времен, а, смотришь, завтра - уже Авраам Линкольн или, скорее, - он же все-таки англичанин! - Горацио Нельсон собственной персоной!
Сыскать в крохотной деревушке здание станции не составило труда, и она прошла прямо к кассе, чтобы купить билет.
- С вас три фунта шесть пенсов, - сообщил ей кассир из окошка.
Дуглесс плохо разбиралась в английских деньгах: ей казалось, что монет разного достоинства чрезмерно много и что все они похожи одна на другую. Просовывая деньги, полученные от незнакомца, в окошечко, она спросила:
- Этого хватит?
Кассир оглядел монеты, исследуя их со всех сторон, а потом, извинившись, куда-то отлучился.
Ну вот, теперь меня, наверное, еще и арестуют за то, что я пыталась расплатиться фальшивыми монетами! - подумала Дуглесс. - Славный же будет итог столь замечательного дня!
Через несколько минут у окошечка кассы возник некто в фуражке, являющейся символом железнодорожной власти, и заявил:
- Подобные монеты мы не принимаем, мисс. По моему мнению, вам следует показать их Оливеру Самуэльсону. Его лавка прямо тут, за углом направо.
- И что, суммы, которую он даст мне за них, на билет хватит?
- Полагаю, что да, мисс.
- Благодарю вас! - пробормотала Дуглесс. У нее было сильнейшее искушение вовсе позабыть про эти монеты и немедленно позвонить сестре. Потом она посмотрела на монеты - выглядели они такими же иностранными, как и любые монеты чужой страны! Тяжко вздохнув, она поплелась направо и вскорости очутилась перед лавкой, на которой красовалась вывеска: "Оливер Самуэльсон. Покупка и продажа монет".
За прилавком сидел маленький человечек с лысой головой, и на его лоснящемся и излучающем на солнце сияние лбу была укреплена, как и у всех ювелиров, лупа.
- Что вам угодно? - спросил он, едва только Дуглесс вошла внутрь.
- Меня к вам направил человек с железнодорожной станции, - ответила она. - Он сказал, что за эти монеты вы можете предложить мне сумму, достаточную для покупки билета на поезд.
Приняв из ее рук монеты, человечек принялся разглядывать их в ювелирную лупу и, тихонько хихикая, приговаривать:
- Так, стало быть, на железнодорожный билет, да? Железнодорожный?
Затем, поглядев на Дуглесс, сказал:
- Ну хорошо, мисс. За эти две монеты я готов уплатить вам по пять сотен фунтов за каждую, а эта одна потянет, скажем, на пять тысяч фунтов! Но таких денег у меня тут при себе нет - мне придется позвонить кое-кому в Лондоне. Вы могли бы подождать несколько дней?
На какое-то время Дуглесс лишилась дара речи, потом -все же переспросила:
- Так вы говорите, пять тысяч фунтов?!
- Ну, хорошо, шесть, но ни шиллинга больше! - сказал человечек.
- Я... я...
- Так что, продаете вы их или нет? Надеюсь, вы не добыли их каким-нибудь незаконным способом, а?
- Нет-нет, по крайней мере, я так не думаю! - шепотом ответила Дуглесс. - Но прежде, чем их продать, мне нужно все же кое с кем переговорить. Они подлинные?
- Обычно-то средневековые монеты ценятся не столь дорого, но такие, как у вас, - редкость и к тому же отлично сохранились. А еще у вас есть?
- Хочется верить, что да, - ответила Дуглесс.
- Ну, если только у вас там найдется монета в пятнадцать шиллингов с изображением королевы и парусника на ней, то позвольте мне взглянуть на нее! Я-то сам не смогу ее приобрести, но покупателя вам на нее подыщу.
Дуглесс попятилась к двери.
- Или если у вас есть дублон, - продолжал человечек. - Дублон эпохи Эдварда Шестого.
Рассеянно кивнув ему, Дуглесс вышла из лавки и, будто в тумане, направилась обратно к церкви. В церковном дворе незнакомца не было, и ей оставалось надеяться лишь на то, что он не ушел совсем. Она вошла в церковь и увидела его. Он стоял на коленях перед беломраморным надгробием графа и, сложив ладони и склонив голову, молился.
Рядом с нею появился священник.
- Он тут так и стоит с той минуты, как вы ушли, - сказал священник. - Я уже жду не дождусь, когда он встанет с колен. Что-то, видимо, очень-очень беспокоит его! Он ваш приятель?
- Да нет, - ответила Дуглесс, - я с ним повстречалась только сегодня утром. Он разве не здешний?
- Мои прихожане, видите ли, не часто надевают доспехи, - ответил с улыбкой священник и посмотрел на часы, - Мне нужно идти. Вы тут побудете с ним? Я почему-то опасаюсь оставлять его одного!
Дуглесс ответила, что побудет, и священник удалился. Осторожно приблизившись к, коленопреклоненному незнакомцу, она положила руку ему на плечо и прошептала:
- Кто вы?
Не открывая глаз и не разжимая ладоней, он ответил:
- Я - Николас Стэффорд, граф Торнвикский. Дуглесс не сразу вспомнила, где именно она раньше слышала это имя, но потом бросила взгляд на надгробие. На нем готическими буквами глубоко по мрамору было выгравировано то же имя: "Николаc Стэффорд, граф Торнвикский"! Набрав в грудь побольше воздуха, она спросила:
- Насколько я могу догадаться, никаких документов, идентифицирующих личность, у вас с собою нет, не так ли? Он поднял голову и уставился на нее:
- Вы сомневаетесь? Вам разве недостаточно моего слова? Вам?! Ведьме, которая проделала все это со мной?! Да если б только я не страшился того, что меня самого обвинят в колдовстве, я разоблачил бы вас и с удовольствием стоял и смотрел, как вас сжигают на костре!
И он вновь погрузился в молитвы, а она все стояла и молча глядела на него.

Конец первой главы

Мягкая обложка

Спасибо.

Вернуться к книге - к автору - на главную

Design © 2000-2001 Galina Phedonina